• вторник, 19 Марта, 14:27
  • Baku Баку 8°C

И дольше века длится память

20 мая 2018 | 16:16
И дольше века длится память

ПЕРСОНА
Чингиз Айтматов в литературе - поле особого притяжения. В детстве мы зачитывались его «Белым пароходом» и верили в непобедимость добра, мечты, красоты. Позже приходили к его космическому «Буранному полустанку» («И дольше века длится день»), где фантастическое соприкасалось с реальным, напоминая об ответственности перед Землей, взывая к исконным ценностям. Потом были «Плаха», «Тавро Кассандры», «Когда падают горы»... И мы продолжаем поражаться мудрости предвидения их автора. А это значит - век его произведений будет длиться и длиться.
Несмотря на то, что 90-летний юбилей великого писателя будет отмечаться в день его рождения - 12 декабря, в бакинском офисе Парламентской ассамблеи тюркоязычных стран (ТюркПА) уже состоялось первое юбилейное мероприятие. В нем приняли участие ученые, дипломаты, депутаты Милли Меджлиса, общественные деятели.
А мне вспоминается приезд Айтматова в Баку десять лет назад, в 2008 году. Очень плотная программа пребывания, не оставляющая практически ни минуты свободного времени для общения с прессой. Однако ему удалось-таки выкроить часик, чтобы поговорить о жизни и судьбе, добре и зле, любви, ненависти, смерти.
Вне слова нет Бога и нет Вселенной
- Не буду задавать традиционного вопроса о ваших бакинских впечатлениях, тем более что в нашем городе вы бывали неоднократно. Спрошу только: что-нибудь поразило-удивило вас в нынешний приезд?
- Удивило то, что в Бакинском госуниверситете, оказывается, есть замечательная кафедра литературы тюркских народов, а поразило - на ней еще и мой трехтомник имеется, причем на кыргызском языке, и шестнадцать (!) моих книг. Тоже, кстати, на моем родном языке.
- Что для вас язык - не в смысле родной, государственный, а в смысле слова?
- Мое сокровенное слово... Я осмеливаюсь сказать, что каждое слово, которое я излагаю в своих текстах, для меня сокровенно, и никаких сомнений у меня в этом смысле нет. Я истину стараюсь сказать, истину, правду, и еще жду, что мне представится другая возможность продолжить этот путь. Я все больше прихожу к выводу, что слово - это суть человеческого бытия. То есть в человеческой сущности, в человеческом бытие нет ничего, что могло бы быть помимо слова: любое действие, любое открытие, любое движение, любой поступок для человека идет через слово. И только так продолжаются осмысление сути жизни и освоение всей Вселенной. Вне слова нет Бога и нет Вселенной, а книга - храм раскаяния и человеческих надежд.
- Книга - храм, а газета, журнал, интернет - просто вездесущие СМИ?
- И СМИ - это некая программа от Бога в бесконечном познании нескончаемой человеческой сущности. Но это так, к слову. А вообще журналист, безусловно, - главный фигурант эпохи. Сейчас невозможно представить себе ни одного события в обществе без участия, точнее соучастия, журналиста. Это фигура мирового масштаба - герой нашего времени, если хотите. Кстати, хочу отметить, у вас читающая страна. Я заметил это на Бакинском фестивале русской книги 2006 года - я не помню, чтобы книга могла иметь такое объединяющее, возвышающее духовное значение в коллективном смысле, поскольку каждый из нас индивидуально читает книгу - сам по себе, но чтобы собрать всех нас воедино. Это свидетельствует о высокой духовности вашего народа и о том, что и в будущем книга для вас не потеряет своего значения.
- В течение нескольких дней вы непосредственно общались с азербайджанским читателем. Были неожиданные вопросы?
- Да, меня восхитил вопрос актрисы вашего Театра русской драмы (не помню, к сожалению, ее имени). Я ждал этого вопроса более двадцати лет, с момента написания «Белого парохода». Во-первых, она сказала, что не согласна с финалом романа как женщина, как мать, и спросила: «Если бы вы сегодня писали это произведение применительно к нынешнему времени, вы бы оставили прежний финал, или все-таки есть надежда, что наши дети не будут уходить в придуманный мир и что вообще нам, взрослым, надо сделать, чтобы мальчики не пытались превратиться в рыбу и уплыть в море?». Я всегда стремился найти такое выражение, такой финал, такую концовку, чтобы читатель мог так думать: как? почему? отчего так сложилась судьба мальчика? Хотел, чтобы мой читатель когда-нибудь спросил меня о том, о чем меня спросили в Баку. Естественно, каждый читатель имеет право по своему интерпретировать литературное произведение, я рассказал своим азербайджанским читателям об одном курьезном случае, связанном с этим романом: моя первая поездка в Китай, звонок в гостиничный номер: «Здравствуйте, ата!». «Кто вы?». «Я ваш сын!». «Ничего не понимаю, какой сын?». «Вы что, забыли, я же уплыл по реке и исчез в белом пароходе. Я плыл-плыл-плыл и доплыл до Пекина». «И что же ты здесь делаешь?». «Учусь в Пекинском университете, и все наши студенты из тюркских стран хотели бы встретиться с вами». И я, конечно, встретился с ними.
- А вопрос маленького бакинца вас не удивил? Помните, он спросил у вас: «Откуда вы так красиво пишете?»; все тогда засмеялись-зааплодировали такой смешной стилистической ошибке, и вы тогда почему-то не ответили ему. Позволю себе, взрослому человеку, точно так же поставить вопрос: «Откуда?»
- А откуда певец хорошо поет? От голоса, наверное. В детстве мне часто приходилось слышать великих акынов, эпические сказания, притчи. И еще Бог мне послал великую сказительницу - мою бабушку, она сказки могла рассказывать с утра до вечера. И на лето она меня забирала в горы и там мне рассказывала сказки, причем каждый раз это были новые - и все интереснее и интереснее. Я уже потом пришел к выводу, что она сама их сочиняла. А я все надоедал: «Бабушка, расскажи еще». И она покорно подчинялась. А иногда, видимо, ей надо было как-то отвлечься, сочинить, сообразить что-то такое, она говорила: «Я вот сейчас посплю и увижу сон. И тебе расскажу». Я терпел минут десять, потом подбегал: «Бабушка, ну какой же ты сон видела?». Она начинала ворчать: «Не успела глаза закрыть, ты уже прибежал. Ну ладно, в таком случае я пойду к соседке и возьму у нее сон взаймы». Вот такая у меня была замечательная бабушка. Я часто вспоминаю о ней: что-то должно быть в семье или в кругу близких людей, что дает импульс.
Полуевропеец, полуазиат
- Почему вы пишете на русском языке, а до читателя доходят переводы?
- Этот вопрос очень существенный для меня. Я двуязычный писатель, так сложилась судьба, так сложилась история, когда мы вдруг все вместе, терзаясь, мучаясь, уничтожая друг друга, осваивали одно направление цивилизации. И это все шло через русский язык. И я думаю, что это для меня большое обретение. И не только для меня. Сейчас речь идет о том, чтобы русский язык был одним из формирующих новую эпоху языков наряду с национальными, коренными языками во всех новых государствах и странах. Вот за это надо бороться. Сколько языков у вас будет, столько будет и личностей, столько ресурсов, столько возможностей. Я русский язык называю энергетикой нашей словесности. Всегда ссылаюсь на то, что историю надо и благодарить, и ценить, и уметь видеть ее суть: вся моя интеллектуальная жизнь связана с Россией, с русским языком, поэтому ничего странного в том, что писатель пишет на двух языках, нет: мне судьба так велела, и я очень благодарен ей за это. Для меня русский язык - механизм, а кыргызский - национальный флаг. И Москва для меня - это моя Мекка. Город, который не сравнить ни с Лондоном, ни с Парижем, ни с Нью-Йорком.
- На каком языке вы думаете?
- На обоих, по мере надобности. Я пытался и сам понять, но, честное слово, не обнаружил явной привязанности к тому или иному языку.
- То есть для вас язык не более чем средство передачи информации?
- Конечно, как и все, что с нами происходит.
- Вы не забыли кыргызский язык, живя и работая в Европе, а на встречах общаясь в основном на русском?
- Это я с вами общаюсь на русском, потому что вы не знаете кыргызского. Повторюсь, русский язык - объединяющая сила, не на английском же языке я буду говорить с украинцем, грузином, казахом. И у меня, кстати, есть произведения, которые я написал сначала на кыргызском. На нем же я общаюсь со своими близкими и друзьями-соотечественниками. Забыть родной язык значит забыть родину. Его нужно не только знать, но и беречь, развивать. Меня иностранцы порой спрашивают: а не умирает ли постепенно кыргызский язык? Нет, конечно. Рискует умереть лишь язык, лишенный суверенитета. Моя страна имеет свою государственность, а значит, обеспечивает долгую жизнь своему языку.
- Вы человек Востока, долгие годы проживший на Западе. Каково ваше отношение к идее евразийства?
- Необходимость евразийской интеграции для меня очевидна. Но это делается не одним годом. Какие бы сейчас ни происходили процессы разъединения, мы все равно находимся в едином историческом потоке. И это связано, прежде всего, с нашими общими культурными ценностями. Евразийская интеграция позволит нам не раствориться и не исчезнуть, иметь свое место в современной цивилизации, а Евросоюз является высшим политическим достижением человечества. Чего-то подобного в истории еще не было. Мы должны ориентироваться на это, даже если потребуются, быть может, столетия, чтобы достичь экономического и политического уровня ЕС.
- Судя по всему, вам интересно евразийство, а кем вы чувствуете себя больше - европейцем, азиатом?
- Про меня Расул Гамзатов когда-то сказал: «Айтматов - полуевропеец, полуазиат». И то, и другое для меня, думаю, подходит.
От глобализации никто не уйдет
- Вы говорили, что если бы перестройка увенчалась успехом, Советский Союз мог бы стать своего рода Евросоюзом.
- Да, в конце XX столетия была возможность появления союза действительно независимых государств, добровольно объединившихся на стратегической основе. Но, к сожалению, перестройка и ее цели почти забыты. Между тем молодые люди воспринимают историю, тот период времени как легенду. Но и их судьбу определила перестройка, она избавила нас от новой мировой войны. Если бы ее не было, то по-прежнему господствовали бы тоталитарные представления. Перестройка освободила нас от сталинизма, даже если сталинизм все еще жив и заявляет о себе.
- Вы считаете, что советская власть была историческим фактом, что Советскому Союзу удалось создать нового человека? А кто теперь приходит на его место?
- Мое поколение постепенно уходит, а новое поколение должно влиться в глобализацию, от нее никто не уйдет. Но ему нельзя забывать свои корни. Мы обязаны поддерживать нашу культуру, наши традиции и язык. Наша задача - открыть для себя мир и сохранить свое родное, а вашей молодежи я бы посоветовал ценить и воздавать должное своим национальным лидерам - судьба одарила вас двумя лидерами из судьбоносной для Азербайджана династии: это Гeйдap Aлиeв и Ильxaм Aлиeв, нынешний президент Азербайджана. У вас есть редкая возможность вместе с ними творить свою историю. Я под большим впечатлением от встречи с вашим президентом - лидер Азербайджана не только зрелый государственный муж, но и большой интеллектуал. Мы с ним с полуслова понимали друг друга.
- Как вы думаете, почему современная молодежь уходит в какой- то вымышленный мир - мир Интернета, Гарри Поттера?
- Может быть, потому, что у нее слишком благоприятная жизнь и нет настоящих страданий, через которые прошли мы. Вы так не думаете? Но если семья не будет думать о том, какими вырастут ее дети, значит, она теряет главную ориентацию в этой жизни. Что может спасти сейчас детей, кроме семьи? Они оказались заложниками культа жестокости, насаждаемого массовой культурой, заложниками инстинкта убиений, заложниками рыночных отношений, наркоиндустрии.
- Кстати, о наркоиндустрии. В «Плахе» вы писали о наркомафии. Откуда в то время вы так хорошо были осведомлены о подробностях ее деятельности?
- Мне в то время часто приходилось ездить на поезде, потому что регулярных авиарейсов не было. И однажды я задержался для пересадки на станции Луговая и увидел там пятерых юношей, сидящих за решеткой. Я обратился к милиционеру: «Кто они? Почему они там?». И услышал в ответ: «Это перевозчики анаши. Мы их задержали». На меня это очень сильно подействовало. Я подошел к этим юношам и каждого стал расспрашивать, почему он здесь оказался. Это было мое первое знакомство с проблемой наркомании, которая сейчас стала одним из всеобщих страдальческих моментов современной жизни. В соседнем с нами Афганистане уже появились свои лаборатории, которые вырабатывают из сырья героин. И крестьянин заинтересован в том, чтобы выращивать наркокультуру, а не кукурузу. Потому что на кукурузе он заработает в тысячу раз меньше, а наркотики помогают ему прокормить семью. Сейчас все борются с терроризмом, но ведь дойной коровой терроризма является наркомания. И чтобы преодолеть и то, и другое, нужно преодолеть бедность. Пока ничего в этом направлении не сделано.
- После прочтения «Плахи» многие читатели невольно проводят параллели с великим романом Булгакова. Насколько это уместно?
- Думаю, что совершенно неуместно, потому что когда писал «Плаху», о Булгакове я не думал. Меня настолько увлек процесс написания романа, что я даже не задумывался о том, что скажут читатели. И потом, распятие Христа - общеизвестный факт, и каждый писатель может интерпретировать его по- своему. Даже Гете взял тему «Фауста» из фольклора, на деле же еще во времена Гете интерпретаций на эту тему было более трехсот.
Все содеянное возвращается
- В рассказе «С мыслями об убийстве» устами старика вы отметили: «Этот мир справедлив, и те, кто сделал лихо, обязательно будут наказаны». Вы и сейчас так считаете?
- Да. Все содеянное возвращается. Но мстить обидевшему тебя нельзя. Надо уметь прощать. Хорошо, что тогда, в юности, мне встретился на пути старик, это сказавший. Я мог не удержаться, если бы не встретил его. У нас украли корову, кормилицу семьи, которая помогла нам выжить в первые годы войны. Отец мой к тому времени был репрессирован, и жили мы вшестером - четверо малых детей с больной матерью и ее сестрой. Кража кормилицы была для нас равносильна концу света. Я хотел найти вора и убить, и с этими мыслями и ружьем наперевес шел по полям. Там я и встретил этого старика верхом на ишаке. «Отгони мысль о мести, возвращайся домой. Мир справедлив, и счастье само тебя найдет». Он меня отговорил. Много позже я убедился в правоте его слов. Мстить нельзя никому.
- Трудно было сочетать писательство с дипломатической службой? Что вообще она вам дала?
- Дипломатическая служба у меня, в принципе, заканчивается. В Европе мне многое открылось, расширился горизонт мировосприятия. Многие меня ругают, называют космополитом. Это правда: я и есть космополит. И в этом тоже есть и свои обретения, и свои потери. Идеальной жизни, как вы понимаете, быть не может. То есть надо все через себя, через свой опыт выстрадать - свою эпоху, чтобы о ней что-то сказать, о людях моих. А если я заточусь куда-нибудь в уединение, ну это все-таки будет не то, неполноценное.
- Кыргызская национальная культура второй половины XX века - это Чингиз Айтматов и национальный кинематограф, который взошел на произведениях Айтматова. Потом был период длительного застоя, но сегодня ряд отечественных режиссеров вновь пробивается на широкий экран. Есть ли надежда, что «кыргызское чудо» возродится?
- Надежда, конечно, есть. Но реальность такова, что пока не оставляет иллюзий на сей счет. Я уже говорил о засилье массовой культуры, которая поставила национальное искусство в чрезвычайно опасное положение. Происходят безудержная эксплуатация и паразитирование на стадных, примитивных инстинктах людей. Мыслительное искусство, как я бы это назвал, которое пытается рассуждать о человеке и его духовном предназначении, подавляется. Казалось бы, все это понимают, но ведь ничего не делается, чтобы этому противостоять! И возрождение как кыргызского кинематографа, так и культуры в целом может произойти только через огромное усилие конкретных людей и всего общества.
- Тем не менее свой 75-летний юбилей вы отмечали экранизацией «Буранного полустанка»: был завершен монтаж фильма «Плач матери Манкурта», и мы увидели, что, оказывается, материнский зов, воплощенный в художественной форме, волнует многих людей в разных странах - в Нью-Йорке, например, был поставлен вокально-симфонический мюзикл по мотивам этого произведения. Радуют плоды глобализации?
- Разумеется. Как видите, и океан - не препятствие, чтобы этот призыв к покаянию и взаимопониманию был услышан из глубины веков, из отдаленной глухой степи, из уст матери, причитающей о трагической судьбе своего сына. Плач матери манкурта - один из центральных эпизодов моего романа. Проблема насилия над человеком, вытравление его нравственной, интеллектуальной сущности - что может быть страшнее? Манкурт - это безусловный раб, который никогда не восстанет, не поднимет голову против своих угнетателей. Смысл плача матери манкурта: лучше убить человека, чем лишить его памяти, ибо без нее ты уже не человек.
- Чем будете заниматься по завершении дипломатической каденции?
- Скорее всего буду вести более размеренный образ жизни. Дети, внуки, родственники - хочу побыть с ними. Разумеется, без дела сидеть не хочу.
- Будете писать? Есть идеи?
- Конечно, буду. Идеи есть всегда. Другое дело, что воплощение этих идей в реальность требует умственного труда и «человекочасов». Литература - каторжный труд, и это отнюдь не попытка возвысить свою участь, и, тем более, не жалоба. Стать известным - легко, но выдержать испытание временем труднее всего.
- Но и интереснее, надо полагать, если, конечно, стоит цель остаться в веках...
- Я не говорю о цели остаться в веках. Я говорю об отдельной жизни самих книг, которой они будут жить уже после авторов.
«То, что было - для меня уже миф»
- Основоположник театра парадокса Самюэль Беккет как-то сказал, что настоящий художник так и не напишет своего самого лучшего произведения. Согласны с ним?
- На все сто процентов. Ведь помимо написанных произведений писатель - носитель и генератор десятков, сотен, а то и тысяч микро- и макроидей. Каждый писатель обречен на то, чтобы чего-нибудь не завершить.
- Какая неоконченная рукопись лежит сейчас на вашем рабочем столе?
- Я суеверен, и кроме того опасаюсь забегать с прогнозами вперед. Был случай, когда я начал серьезный роман «Богоматерь в снегах». Его разрекламировали заранее. Однако я поторопился - не проработал как следует тему. Пришлось остановиться. Так Богоматерь и осталась в снегах... Сейчас такой сумасшедший темп жизни. Постоянно нужно куда-то ехать. Вот и к вам приехал. Правда, в Баку я всегда приезжаю как к себе домой.
- Должно ли творчество быть связано с тем, что происходит в мире?
- Конечно, творчество ради себя самого - преступное равнодушие.
- Вы были лично знакомы с Габриэлем Гарсиа Маркесом и Луи Арагоном, который перевел вашу «Джамилю» и назвал ее «самой прекрасной на свете повестью о любви»?
- Да, встреча в Париже с великим французом была для меня большим событием. Он был очень внимателен ко мне, и с его перевода «Джамили» и издания ее во Франции начался мой путь в зарубежные журналы. А в перестроечные годы я познакомился с Маркесом. Он много раз тогда приезжал в Москву. Безусловно, его творчество - явление мирового порядка, и для меня было честью общаться с ним.
- Ваши книги переведены на сотни языков. Какой из них самый редкий?
- Я наверняка вхожу в десятку самых «переводимых» авторов в мире. Больше всего меня поразила моя книга на языке маратхи. Увидев ее, я стал наводить справки и выяснил, что носители этого таинственного языка живут в Индии, вокруг Бомбея, и их немало - около 70 миллионов. А во время одной из встреч с читателями в Германии мне подарили мою книгу, изданную на сорбском языке. На нем, оказывается, говорит сравнительно небольшая община людей, живущих на границе Германии и Польши.
- Вернемся к нашей общей некогда стране. Что ушло и что останется навсегда или, по крайней мере, надолго?
- У нас есть свой опыт. Он более драматичный, мучительный. Но он есть. Его надо сопоставлять с европейским, находить нечто связующее. Чем больше мы отдаляемся от советской эпохи, тем больше видим, что это не случайное явление в мировой истории. Величайший эксперимент, стоивший огромной цены для советских народов. Много пережито, много было самопожертвования, не говоря уже о массовых акциях насилия. Но немало и интересных достижений в коллективном, социальном смысле. Например, то, что называлось дружбой народов. Это было трафаретное изречение, но при всем, что было тягостно, народы на огромном пространстве жили в полном взаимодействии. В какой- то степени у нас осталось общее сознание того, что мы все, бывшие советские народы, все равно никуда не денемся. Мы должны находить общий язык, выходить на общие действия. В Кыргызстане стремление не терять достигнутой близости чувствуется и сейчас.
- Вы каждой строкой говорите о том, что главный созидатель жизни - это любовь. Ей прощается все?
- Да. Я считаю, что любовь - главная истинная жизненная сила. И ей прощается многое. Но эта великая жизненная сила сейчас попирается, изгоняется человеком из своей жизни. Это опасно. Почти так же опасно, как угроза ядерной войны.
- У вас в романе «Когда падают горы» (другое название «Вечная невеста») очень яркая любовная линия: главный герой случайно встречает женщину на дороге и влюбляется в один миг. Вы действительно верите, что такое бывает?
- Любовь разная бывает. Иной раз люди годами друг к другу присматриваются. А случается, что и такая любовь настигает - мгновенная, с первого взгляда.
- А с вами такое было?
- Может, и было... Жизнь такая штука, столько всего происходит. Но то, что было, для меня уже миф. Как миф про вечную невесту.
- Спасибо вам за ваш талант. И пусть дольше века длится ваш день!
Галия АЛИЕВА
banner

Советуем почитать