• вторник, 19 Марта, 06:34
  • Baku Баку 8°C

Цветок айвы

19 января 2020 | 10:51
Цветок айвы
ПРОЗА
Рассказ
Весеннее солнышко припекало. Старая айва, которая росла в маленьком дворике, вся покрылась нежным цветом. Цветки были белоснежными, но какой-то удивительный розоватый оттенок проявлялся при малейшем дуновении ветра, и облачко желтой пыльцы поднималось в воздух. Молодые, но редкие пушистые листики изумрудного цвета нежно шевелил теплый ветерок. Тонкий аромат ощущался повсюду. Он залетал в ветхий домишко, вырывался за пределы дворика на улицу, и прохожие, уловив запах весны, замедляли шаги и вдыхали полной грудью, улыбались и умиротворенно продолжали свой путь. Старая бабушка Захра присела отдохнуть под любимой айвой. Колченогий стул под ней зашатался, и она привычно подложила под ножку сложенную в несколько раз газету.
Это было удивительное дерево. Его посадил отец Захры хала - Мамедхан - в тот день, когда она родилась. Отец был из очень бедной семьи, и имя ему дали такое звучное, чтобы ребенку сопутствовала удача. Рано полюбив соседскую девчонку Марьям, он добился ее руки. Детей у них долго не было. Марьям была болезненной, и врачи говорили, что у нее слабое сердце и рожать ей будет тяжело. Но она родила девочку. И тогда-то на радостях муж и посадил это дерево. Оно росло вместе с ребенком, раскидывало ветви. Говорили, айва растет около шестидесяти лет, но Захра хала давно разменяла восьмой десяток, а дерево как цвело и плодоносило, так и по сей день дает плоды.
В год, когда началась война, почти все цветки облетели с айвы, а в год Победы стояла она цветущая, как невеста, одетая в свадебное платье кипенно-белого цвета, будто понимала людское горе и радость, знала горечь потери и болезни. Чувствовало дерево все! Захра хала привыкла про себя разговаривать с ровесницей-айвой. Она будто успокаивалась, видя дерево мощным, здоровым. И когда упала и сломала шейку бедра, все кругом охали, причитали, а Захра хала попросила, чтобы из больницы ее домой повезли. Как увидела дерево свое сильное, здоровое - только одна толстая ветка от ветра ураганного сломана, так и пошла на поправку. Уже через три месяца тихонько передвигалась по дому. Чудо, да и только. У айвы даже имя было - Агча. Так ее про себя с детства называла старушка. Почему? Не знает. Говорили, ребенком она не могла выговаривать трудное слово «агач» - дерево и лепетала «агча». Так и обращалась она к дереву: моя агча.
Со временем дерево выросло, крона закрывала почти весь двор. Ни у кого из соседей во дворе не росли деревья. Все-таки центр города, не пригород. Только во дворе у отца цвело и давало плоды благодарное дерево. «Ат башы» (голова лошади) - это был сорт айвы. И впрямь, плоды напоминали лошадиную голову.
Дом бабушки Захры был одним из последних, которые подлежали сносу на их центральной улице. Здесь жили три поколения семьи. Бабушка родилась в этом доме, прожила до замужества, а потом, похоронив мужа и оставив квартиру сыну, вновь вернулась в отчий дом. Здесь ей было все знакомо. Будто стены разговаривали с ней, напоминая о давно минувших днях…
Вот еще совсем девчонкой она собирается в гости к подруге. Ей сшили платье из нежного крепдешина. Оборочки на рукавах Захра смазывала яичным белком, и они, как накрахмаленные, торчали в разные стороны. А сколько гостей собиралось в тесном дворике, когда отец справлял ее дни рождения! Обязательно резали барана… папа любил заниматься приготовлением вкусных праздничных мясных блюд. Вот и сейчас она словно видит отца в белой майке во дворе, где был маленький рукомойник. Там в тазу отец обычно мыл ягоды черешни - огромные, почти черные, и парные обязательно надевал ей на уши как сережки…
- Захра хала, я за хлебом иду, вам купить? - соседская девчушка Айтач каждое утро забегала на кухню узнать, не нужно ли чего. Бабушка мягко улыбнулась и покачала головой. Айтач, что-то весело напевая, убежала. Соседский кот, жирный, рыжий, гроза всех окрестных котов, бесшумно спрыгнул с хасара - забора, отделявшего двор от соседского. Он подошел к старой женщине, потерся об ее ноги и с урчанием улегся рядом погреться на солнышке. Бабушка подкармливала постоянно этого жирного увальня, вечно голодного кота.
Майское солнышко греет, но не обжигает. Май - любимый месяц Захры хала. Много приятных воспоминаний с ним связано. В мае встречала мужа, пришедшего с той проклятой войны, унесшей столько невинных жизней, в мае родилась их дочь. Очень любила бабушка месяц цветения айвы.
Полуприкрыв глаза, вспоминает, как ее, шестнадцатилетнюю девчонку, пришли сватать. Она сидела в доме, не смея даже подойти к окну, чтобы, тихонько отдернув занавеску, поглядеть на сватов. Первый раз увидела своего будущего мужа, топтавшегося как раз у этого дерева. Он мял в руках кепку и не решался заговорить с ней, хотя они давно уже были обручены. Тогда Аскер пришел сообщить, что они придут на Новруз байрам, 21 марта.
По обычаю обрученной девушке семья жениха приносит байрамлыг - поздравление - традиционные подносы с подарками - хончу с шекербурой, пахлавой, сладостями, благоухающими кардамоном и ванилью. Каждого вида по 51 штуке! Шутка ли?! Но так было принято. Кем принято, когда - неизвестно. Но традиции по сей день строго соблюдаются. Много было тогда подносов-хончалар, которые принесли юной Захре. Тут были и жареная пшеница - символ богатства и плодородия, и орехи, миндаль, фисташки…
Семья жениха старалась не ударить лицом в грязь. Семени на фарфоровой тарелке радовало глаз и было перевязано алой лентой. Будущая гайнана - свекровь Захры сама ее проращивала.
А после того как семени высохло, Захра собственноручно выбросила засохшую пшеницу в проточную воду канала. А тарелку, чисто вымыв и наполнив ногулом, отправила свекрови. Ныне уже покойная Биргя ханым тогда, говорят, очень обрадовалась, хотя и знала, что по обычаю тарелку все равно вернут. Но жадноватая по своей натуре, переживала: тарелка-то была тончайшего фарфора Кузнецовского завода. С голубой каемочкой и нежными розовыми букетиками по краям. Послать невесте семени на такой дорогой тарелке считалось особым шиком. Но и Захра была невестой завидной - в приданое принесла целых 12 кузнецовских тарелок и в придачу еще три расписные кясы. А один самовар чего стоил! Захре он достался от прабабки. Тульский самовар завода братьев Баташевых - это была настоящая гордость Захры хала. Он датировался 1898 годом и был медным, не латунным. Имел множество медалей на помятых боках - целых 16!
Как приятно было после обильного застолья растопить на угольках самовар, добавить чабрец в чай для запаха, для здоровья. А Аскер киши еще растапливал самовар шишками. И тогда смолистый аромат поднимался над улицей Первомайская и уходил наверх - до Советской. И соседи знали - можно заглянуть к ним на чай. К чаю у Захры всегда было припасено варенье из розовых лепестков. Это было ее коронное варенье. Каждый год ее балдыз - золовка, которая вышла замуж и уехала в Агдаш, присылала ей корзину ароматных лепестков чайной розы. И Захра начинала священнодействовать. Во двор выносился таган, медный таз. И на открытом огне варилось изумительное по запаху и вкусу варенье. Ах, какой аромат витал в округе! Захра хала открыла глаза.
- Что-то я задремала посреди дня, - сгорбленная старушка с трудом поднялась и, опираясь на трость, направилась в дом. Напольные часы, стоявшие в темной передней, пробили 12. Хлопнула калитка.
- Нене, ай нене, ты где? Ненешка! - звонкий голосок молодой девушки заполнил, казалось, весь дом.
- А бала, я здесь. Фидан, ты одна пришла?
Фидан - старшая внучка Захры. Она почти каждый день навещала бабушку и на этот раз привела с собой дочку, правнучку Захры - Джамилю.
- Ай мяним шекер балам, - бабушка обняла трехлетнюю девчушку.
- Здравствуй, нене. Э-э, нене, почему ты не переедешь к маме или ко мне? Дядя Бахрам тебя умоляет тоже. Что ты не оставляешь этот старый скворечник? Мама знаешь, как нервничает, что ты здесь одна. Завтра опять собирается к тебе на неделю, побудет с тобой. А через месяц мы переезжаем на дачу, и Рауф сказал: нене тоже поедет с нами, это не обсуждается.
Весело щебеча, Фидан порхала по дому. Убрала бабушкину постель, вытряхнула покрывало, подогрела чайник. Вытащила принесенные покупки: мягкий хлеб - лаваш, свежий творог, сметану. Распаковала кастрюлю со сваренным дома с утра куриным бульоном, в отдельном судке - отварная гречка.
- Я тебе на сегодня, бабушка, все принесла, фрукты у тебя есть. Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, гурбан сене. Зачем мама приедет с ночевкой! Я же обхожусь без посторонней помощи. Что со мной случится?
- Нет, мама переживает, почему ты не переезжаешь. Этот дом скоро на голову рухнет.
- Этот дом еще сто лет простоит, - бабушка улыбаясь приколола внучке на кофточку булавку с висящей на ней маленькой палочкой. - Это айва чепи (айвовая палочка), от сглаза.
- А-а, бабуля, уже время, цветы распустила твоя айва!
Фидан вспомнила, как бабушка всегда нарезала маленькие, чуть толще спички, айвовые прутики для оберега от сглаза, испуга. Вот и черед ее дочки пришел…
- Расцвела моя айва, как же я ее брошу и уеду.
- Бабушка, айва тебе дороже нас? - звонко рассмеялась внучка.
- Вы меня навещаете.
- А ты ее будешь навещать.
- Привыкла я к своему дому. Аскер здесь… как будто вышел куда-то и вот-вот вернется. Спокойнее мне здесь, внучка.
- Бабушка! - Фидан обняла ее за сухонькие плечи, и жалость накрыла ее с головой. - Давай мы с Джамкой останемся сегодня у тебя.
- Да не выдумывай, иди по делам своим. Мужа встречай с работы, обед приготовь ему повкуснее. За меня не беспокойся. И Мина завтра придет.
Маленькая правнучка Джамиля, весело смеясь, сидела у Захры на руках. Внучка накормила бабушку, вымыла посуду, оставила чайник на плите, накрыв его стеганой войлочной накидкой, чтобы теплым был. Забрала белье в стирку и, крепко обняв бабушку, ушла.
Захра хала, накинув шерстяной платок на плечи, тихонько вышла во двор. Солнышко уже садилось за горизонт. Старая женщина уютно устроилась в старом плетеном кресле, прикрыв больные ноги платком. Она не могла отвести взгляд от цветущей айвы. Цветки будто вытканы из тумана. Или это в глазах у Захры хала слезы и мешают четко видеть? Она платочком промокнула глаза.
Опять нахлынули воспоминания…
Вот они с мужем ведут маленького сына Бахрама на кружок в Дом пионеров. Зима, идет снег, на обратном пути заходят к отцу и маме на чай. Отец разжигает самовар, на столе торт «Сказка» … Бахрам съедает все мармеладинки с торта. Аскер киши вместо того чтобы отругать сына, счастливо хохочет…
Она живет то в действительности, то в мире грез. Иногда грань стирается, и Захра хала долго сидит молча, не понимая, где она сейчас, в каком мире… Громко постучали в калитку.
- Есть кто?
- Кто там, входите.
- Это я, Мирза.
- Не вар, не лазымдыр? - Захра хала принимает строгий вид.
Во двор входит сухонький проворный старичок.
- Ай, Захра, мой Мыш-мыш опять к вам забрел?
- Взрослый мужчина, что еще за Мыш-мыш? - Захра недолюбливала соседа, который с незапамятных времен заглядывался на нее. Но был непутевым, отец даже близко не подпускал этих соседей к дому своему.
Мирза, как тогда говорили, был авара: не учился, не работал. Так и прожил всю жизнь, не работая толком нигде. Зато пенсию получал. В незапамятные времена устроился на завод. Во второй же день угораздило его получить производственную травму. Вот за счет этой травмы он и выхлопотал себе приличную пенсию. Жил вместе со своим рыжим наглым котом, которого звал Мыш-мыш.
Сосед был старше Захры, ему, наверное, уже стукнуло 80. А шустрым был, как и 20 лет назад. Перехоронил, можно сказать, весь квартал. Недавно в последний путь проводил аптекаря Гасана, который был на 10 лет моложе его. Ел, пил по режиму Гасан муаллим. Мяса жирного не употреблял, водки не пил, сигарет никогда не курил. Лег как раз в тот ноябрьский вечер, когда Мирза, напившись водки, орал до хрипоты, споря с таксистами, которые останавливали в неположенном месте. Так вот, в этот вечер бедный Гасан муаллим и не проснулся, перенеся сердечный приступ во сне.
- Да, Захра, что, внучка приходила?
- Тебе какое дело, старый хрыч?
- Язык у тебя как змеиное жало, - усмехнулся сосед. - Я просто по-соседски зашел спросить, как твое здоровье.
- Нечего спрашивать, иди своей дорогой.
Мирза, недовольно кряхтя, легко нагнулся, взял своего рыжего кота на руки и, не попрощавшись, хлопнул калиткой.
- Вот принесла нелегкая, - подумала Захра хала. Солнце совсем село.
- Эй, Захра, нас сносят, уже приходили из ЖЭКа. Квартиру дают на Ясамале, новостройка. - Голова Мирзы торчала над забором, он тараторил без остановки. - А ты тут останешься дерево караулить? - от смеха и без того морщинистое лицо старика превратилось в сушеный инжир.
- Убирайся! - Захра хала плюнула в его сторону.
На следующий день ее разбудил вкусный запах яичницы с помидорами.
- Мина, дочка, - догадалась Захра хала.
- Мама, доброе утро. Ты заспалась.
- Дочка, ты так рано, ни свет ни заря.
- Ай мама, уже 12 часов.
- Вай, как поздно! - старушка засуетилась и, наскоро одевшись, шаркая шлепанцами, поспешила в ванную комнату.
Мине, старшей дочке Захры хала, было под 60. Она работала учительницей музыки. Задумчиво переворачивая яичницу, она обдумывала, как сообщить матери, что ее дом, старый отчий дом, будут сносить. Только вчера вечером им позвонили и сообщили, что Захру хала надо забирать, потому как все бумаги, подтверждающие снос здания, уже подписаны. Не позднее чем через десять дней нужно съезжать.
Окончание следует
Лала УМУД
banner

Советуем почитать