Свобода быть собой: Цезарь Мамедов о смысле творчества

Творчество – это не только краски и линии. Это целый мир, в котором живут воспоминания, впечатления и тайные смыслы. В беседе с художником Цезарем Мамедовым мы попытались приоткрыть завесу над миром, где рождаются его работы.

Художник и исследователь Цезарь Мамедов родился в Баку. Выпускник художественного училища им. А.Азимзаде и Московского художественного института им. В.И.Сурикова. Работал в жанре живописи и графики, принимал участие в выставках в Азербайджане и за рубежом. Его работы хранятся в частных коллекциях и музейных собраниях. Сегодня Цезарь Мамедов продолжает творческую деятельность, сочетая традиционные техники и авторский стиль.

– Вы долгое время живете за пределами Азербайджана – что для вас сегодня значит понятие «дом»?

– В целом мой дом здесь, в Баку. Да, действительно, я часто бываю за границей – в основном из-за выставок и творческих проектов.

– Все мы родом из детства. Какое ваше самое яркое воспоминание?

– Когда я возвращаюсь мыслями в детство, самые теплые и яркие воспоминания связаны с тем, как я вместе с отцом, Сакитом Мамедовым, ходил в его мастерскую. Проводить там целые дни, рисовать рядом с ним, ощущать атмосферу творчества – для меня это было настоящей сказкой. Именно в те моменты зародилась моя глубокая связь с искусством. Мама тоже была художницей – мастер по коврам. Она всегда поддерживала меня, помогала развивать вкус и мастерство. Ее забота и вера в меня сыграли важную роль в моей жизни.

Еще одно яркое воспоминание из детства – общение с друзьями моего отца. Каждый из них был очень яркой фигурой в культурной жизни Азербайджана: Таир Салахов, Тогрул Нариманбеков, Омар Эльдаров, Беюкага Мирзазаде... Слушать их, быть рядом, наблюдать – это вдохновляло меня мечтать, взрослеть, искать свое место в будущем.

– У вас есть молодость, талант, успешность – окружающие воспринимают вас как человека, создающего прекрасное. А что для вас означает быть художником?

– Для меня это образ жизни. Умение наблюдать за миром, чувствовать ритм города, ностальгию тихих улиц, видеть историю, скрытую даже в обычном окне. Художник – это человек, который может говорить на языке визуальных ощущений. Я думаю кистью, дышу красками. Бываю то спокойным, то эмоциональным, но всегда иду за внутренним голосом. Быть художником – значит находить гармонию в хаосе и пытаться услышать тишину сквозь шум повседневной жизни.

– Как вы определяете себя сегодня: художник, исследователь, бунтарь или, может быть, наблюдатель?

– В каждом из этих определений я нахожу что-то близкое. Но сегодня прежде всего ощущаю себя «наблюдателем». Мне нравится улавливать невидимые детали, игру света и тени, чувства, скрытые за звуками и тишиной. Наблюдать – для меня это значит одновременно исследовать и чувствовать. Иногда я – художник, иногда – исследователь, а иногда – душа, которая превращает внутренний бунт в цвет. Я молчу и смотрю. Потому что иногда один взгляд бывает глубже, чем целая недосказанная история.

– Вы выросли в семье художника – как это повлияло на ваше мировоззрение?

– Для меня это было настоящей школой. С раннего детства я жил в атмосфере искусства, и творчество моего отца было частью повседневной жизни, это и сформировало мое мировоззрение. Конечно, каждый творческий человек в какой-то момент ищет свой собственный путь. Я тоже задавался вопросами: кто я, на каком языке хочу говорить в искусстве? Но это никогда не было желанием уйти от отца. Наоборот, он был моим первым учителем, и я построил свой путь на основе, заложенной им. Его отношение к искусству вдохновляло меня, но я никогда не подражал ему. Однако сохранял то вдохновение, которое стало моей силой.

Со временем я понял, что мой путь совсем иной – он идет изнутри, от сердца. Я верю, что в искусстве самое ценное – искренность. Когда художник говорит от сердца, рождается истина. Мой отец был моим первым наставником, и именно это дало мне силы построить свое собственное путешествие. В этом – моя свобода.

– Ваши работы зачастую несут в себе элемент тайны, загадки. Что вас питает – эмоции, история, философия?

– Меня питает нечто большее, чем один источник. Искусство для меня связано с эмоциями, памятью и внутренним поиском одновременно. Эмоции – это начало, без чувств не бывает искусства. Но одних чувств недостаточно – и здесь подключаются история и философия. Меня всегда волновали вопросы: что такое время, о чем говорит пространство, что сохраняет и что забывает человеческая память? Я не ищу ответы – я живу с этими вопросами и перевожу их на язык цвета, формы и ритма. А мифы и символы – это эхо моих размышлений. Иной раз под образом города скрывается целый духовный пласт, а пустая улица становится сценой моего внутреннего диалога. Для меня искусство – это клавиатура, на которой можно сыграть то, что невозможно увидеть, но можно почувствовать.

– Есть ли тема, к которой вы возвращаетесь снова и снова, пусть даже неосознанно?

– Темы находят меня – не я их. Речь иногда идет о форме, иногда – о ритме, скрытом внутри цвета. Я не планирую заранее, какую тему буду писать – внутри меня просто есть направление, и оно само ведет меня. Проходят месяцы, годы – и я замечаю, что какой-то мотив возвращается. Но уже в другом качестве, в иной атмосфере. Это своего рода диалог: тема та же, но сам я меняюсь. Каждый раз – новый взгляд, другое чувство. Для меня возвращение к одной и той же теме – не повторение, а углубление.

– Можно ли сегодня быть свободным художником – когда все продается, оценивается, оформляется в бренды?

– Свобода для меня – не отчитываться перед кем-то, а слушать свой внутренний голос. Сегодня можно оставаться свободным, но для этого нужно понимать ожидания окружающего мира. Если хочешь быть «свободным художником», сначала осознай степень своей свободы. Если свобода для тебя – это говорить не ложью, а своим языком, будь готов к тому, что тебя не всегда поймут. Если свобода – это отказ от компромиссов, ты должен принять, что путь в искусстве будет порой одиноким и трудным. Для меня это – не спешка, а умение слушать свой внутренний голос. Стать брендом, быть на виду – это не про свободного художника. Но иногда, чтобы донести свое искусство до людей, необходим диалог с системой. Главное – чтобы ты управлял этим диалогом, а не он – тобой.

– Как изменилась ваша манера и восприятие мира за последние 10 лет?

– В первые годы творчества я часто задавался вопросами: чего я хочу, на каком языке должен говорить, как выглядеть? Каждая картина была поиском, я вел кисть инстинктом, чувствами. Со временем мой путь прояснился. Теперь я знаю, что люблю, к каким чувствам хочу прикоснуться, какую тишину нарушить.

За последние 10 лет изменились мой взгляд и стиль – композиции стали яснее, мазки кисти – более уверенными, выбор – осознанным. После экспериментов мой язык заговорил – теперь я не доказываю, а выражаю. А это куда сильнее!

– Жить вдали от родины – это потеря корней или поиск новых? Чувствуете ли вы себя частью азербайджанской культурной среды?

– Это ни в коем случае не потеря корней, а возможность еще больше приблизиться к ним. Хотя я живу здесь, в Баку, никто не знает, где окажусь завтра. Возможно, останусь здесь, а может, уеду далеко. Но где бы я ни был, я дышу Азербайджаном. Каждая моя работа, каждый мой успех несет имя этой земли. Азербайджан для меня – это состояние души, источник вдохновения и большая ответственность. Даже если какая-то галерея где-то в мире представляет мои работы – в этом обязательно есть нечто азербайджанское. Я чувствую себя не просто частью этой культуры, а ее носителем. Потому что культура – не только прошлое, это то, что продолжается благодаря тем, кто живет сегодня. И я горжусь, что являюсь одним из них.

– Если бы вас попросили создать выставку, посвященную Азербайджану, что бы стало ее темой?

– «Между Землей и Богом». Эта выставка исследует треугольник взаимоотношений между человеком и родиной, родиной и Творцом. Если земля – материальна, а Бог – метафизичен, то искусство стоит как раз между ними. Оно – мост от души к корням и от корней к свету.

– Какую роль сегодня играет художник в мире, где новости и алгоритмы формируют мышление быстрее, чем картины и стихи?

– В современном мире художник – это одна из немногих крепостей тишины и медлительности. Алгоритмы требуют скорости, новости – сенсаций. Но искусство все еще зовет смотреть, заставляет остановиться, задуматься. Художник – это тот, кто несет смысл в информационном хаосе.

Он предлагает язык, идущий от духа – это ответ на человеческое состояние, которое невозможно измерить. У искусства нет скорости, у него есть глубина.

– Вы сталкивались в жизни с непониманием или искажением своей личности? Как вы с этим справлялись – молчанием или через искусство?

– Моя личность не сформирована извне, а значит, и изменить ее извне невозможно. Она складывалась со временем трудом и тихими победами. Если кто-то меня неправильно понимает, это его взгляд, не мой. Я никогда не менял свой путь ради того, чтобы быть замеченным.

– Что вы никогда не нарисуете?

– Я всегда держался подальше от тем насилия, крови и негатива. В искусстве ищу позитив, размышление, внутреннее спокойствие. Хочу, чтобы каждый находил в моих работах что-то свое – романтику, ностальгию или чувство уюта. Например, дождливый городской пейзаж одному может показаться грустным, а другому – мягким и поэтичным. Для меня искусство как воздух: оно меняется, но никогда не становится тьмой.

– Какую самую важную истину вы поняли о себе благодаря искусству?

– Искусство научило меня тому, что найти себя – это не результат, а процесс. С каждым новым произведением я открываю новую грань чувства, которое, казалось бы, уже знал. Искусство для меня – не зеркало, а окно, ведущее в глубину. И самая важная истина в том, что я меняюсь, но остаюсь целостным.

– Критики часто воспринимают ваши картины как отражение «поэтического реализма» – где-то между Эдвардом Хоппером и Дэвидом Хокни…

– О, это великие художники! Услышать свое имя в таком контексте – знак уважения для меня. Да, у нас общая приверженность реализму. Но, откровенно говоря, я не ощущаю себя частью такой параллели. Темы моих работ, чувство цвета, угол зрения и внутренний ритм идут совершенно другим путем. Это сравнение интересно, но я последовательно строю свой собственный путь.

– Были ли отзывы, которые вас удивили или озадачили?

– Да, некоторые отзывы удивляют меня. Порой люди находят в моих работах то, о чем я даже не подозревал. Но мне это не чуждо, ведь в искусстве каждый взгляд рождает новый смысл.

– В ваших полотнах ощущается нежность и свет – как у Хокни, но пишете вы более свободным мазком. Над чем вы работали в технике, чтобы выйти из-под влияния или сохранить свой авторский «отпечаток руки»?

– Я учился не только у тех, кто был в моей семье, но и у признанных мастеров мира. От каждого взял что-то свое – технику, композицию, чувство цвета, угол зрения. Но сегодня я уже не просто повторяю, а пропускаю это через себя и выражаю на своем языке. Это отличие – не моя цель, оно исходит изнутри. След кисти у меня – инстинкт, а не заранее выстроенный план.

– Многие отмечают, что вы уходите от тональной глубины Таррелла и выходите к чистой поверхности света – это сознательный шаг или просто ваше внутреннее чувство композиции?

– Этот переход не был запланированным, но и случайным его не назовешь. Со временем я понял, что говорить через свет – для меня путь более естественный и честный. Понимание глубины тона – это этап, и я тоже прошел его. Но со временем увидел, что, работая со светом, я не утяжеляю эмоции, а наоборот, раскрываю их. Это изменение – не техническое, а внутреннее ощущение. И оно проявилось в моей кисти.

– Критики иногда сравнивают ваш подход с техникой вашего отца, особенно это касается цвета и ритма мазка…

– Я всегда говорил, что моим первым и главным учителем был отец. Благодаря ему я обрел чувство цвета, понимание композиции и любовь к искусству. Но в 19 лет я начал искать свой собственный путь. Это не было продуманным решением – просто внутренняя необходимость. Потому что Сакит Мамедов – уже сформировавшийся художник с именем и своим стилем. Я не хотел продолжать его путь – хотел найти свой. В искусстве у каждого человека должен быть свой взгляд, свой голос, свой язык. Только когда говоришь на своем языке, становишься по-настоящему оригинальным. Я считаю, что подражание – отказ от самого себя. Я всегда писал, чтобы выразить себя, и все еще иду этим путем.

– Есть ли художник, чей мир вам особенно близок?

– Среди художников не из моей семьи таких несколько: Клод Моне, Ван Гог, Густав Климт... Их невероятная техника, прекрасное чувство цвета, необычный взгляд на мир – все мне очень близко. Возможно, именно поэтому в моих работах так часто появляются образы города, воды, архитектуры. Это не просто визуальный интерес – для меня это внутреннее соучастие.

– Вы создали яркий стиль и вместе с тем не хотите становиться звездой арт-маркета. На какие компромиссы вынуждены были пойти, чтобы остаться собой?

– Я никогда не стремился стать звездой арт-рынка. Для меня главное – не выделиться, а быть прочувствованным. Мое искусство – одновременно и внутренняя свобода, и ответственность. Главное – чтобы не искусство несло тебя, а ты – его.

– Когда вы в последний раз плакали – от боли или от красоты?

– Слезы для меня – редкое, но ценное состояние. Они рождаются скорее от тишины и силы красоты. Иногда это происходит из-за простой, но глубокой музыки Эрика Сати или Шопена. В такие моменты слезы становятся свободой – без слов.

– Что вас утомляет в мире людей и что способно удивить и зажечь?

– Больше всего меня утомляют искусственные поступки. Поверхностные отношения, жажда сиюминутного результата, стремление оценивать человека не по искусству, а по статусу – все это утомляет. К счастью, есть поводы и для радости – искренние, ничего не требующие, говорящие не шумом, а из глубины. А зажигает меня подлинность творческого духа человека, вложившего душу в искусство, это чувствуется сразу. И это дает мне сильнейшую мотивацию.

– Если бы вы могли отправить письмо себе 17-летнему, что бы написали?

– «Ничего не меняй. Ты ко всему придешь в свое время».

– Что выбрали бы – быть услышанным миллионами или быть понятым одним человеком, но полностью?

– Для меня понимание одного человека ценнее, чем молчаливые взгляды миллионов. Потому что глубина – она не в количестве, а в понимании. Но самое важное – Бог. Если Всевышний понимает меня, все остальное не имеет значения.

– И наконец: если бы одна из ваших картин могла остаться в вечности, пережив века, какую бы вы выбрали?

– Если одна моя работа должна остаться в вечности, то решать это не мне, а самой вечности. Мое дело – создавать, а какая картина останется – покажет время и сама жизнь. Когда я пишу, не думаю о будущем – живу моментом. Если какое-то из моих произведений пройдет испытание временем, значит, в нем была истина.

ЗАРИНА ИСМАЙЛОВА