Голос, живущий в двух мирах

Фарид Алиев – солист двух театров – оперного и музыкального. В беседе с корреспондентом «Каспия» он рассказывает о своем творческом пути, преподавании и той внутренней силе, которая держит его на сцене долгие годы.

Работать сразу в двух труппах – не компромисс, а особый путь. Это возможность расти, расширять границы и не терять себя. Не каждый артист способен выдержать такую нагрузку, ведь это постоянное переключение, переосмысление, внутреннее обновление. Здесь нет шаблонов – только опыт, интуиция и живое присутствие.  

– Как артист вы родились на сцене музыкального театра, но долгое время были солистом оперного. Как складывался ваш путь между двумя жанрами?

– Моя история началась в 1998 году с Азербайджанского театра музыкальной комедии, где я работал, параллельно учась вокалу. В те годы мне было 25. Тогда же я стажировался в оперном театре и начал выходить на сцену в небольших партиях. Совмещал все: и хор, и оперную студию при консерватории. Это был период поиска, учебы, сцены – все сразу.

С 2003-2004 годов начал исполнять партии в опере, но официальным солистом стал позже. В 2011 году мне доверили главную партию в опере – тогда я и принял решение окончательно перейти туда. Ушел из музыкального театра и полностью отдался опере. В 2014 году получил звание заслуженного артиста, а затем и государственные награды, но после пандемии покинул оперу по личным причинам.

Вернулся обратно с приходом нового директора азербайджанского Театра оперы и балета – Юсифа Эйвазова. Мы знакомы еще с консерватории. Он предложил, и я с радостью согласился. Театр стал академическим, и я уже не мог пройти мимо. Сейчас официально я солист оперного театра, но и музыкальный не оставил – он родной для меня, там я делал свои первые шаги.

– Работать сразу в двух театрах – большая нагрузка. Как удается лавировать между жанрами?

– Музыкальный театр и опера – два разных мира. В музыкальном больше свободы, пластики, импровизации. Опера требует строгой дисциплины, точности, полного подчинения дирижеру и музыкальной партитуре. Но именно в этом их сила – каждый раскрывает артиста по-своему, а вместе они создают идеальный баланс.

Со временем я научился легко переключаться. Музыкальный театр дал мне сценическую гибкость и живое взаимодействие с публикой. Опера научила строгости, глубокому контролю над голосом, выверенности каждого звука. Сегодня я чувствую себя органично в обоих жанрах и благодарен судьбе за такую творческую широту.

– Ваши партии в музыкальном театре звучат как цельное художественное высказывание. Как вы работаете над образом?

– Самое главное – не механика, а внутреннее прочтение. Каждая роль требует не только выученного текста и вокала, но и жизненного опыта. С возрастом иначе ощущаешь и трактуешь даже знакомые образы. Раньше, например, я играл в «Аршин мал алане» молодого купца Аскера, а теперь – Султан бека. Просто потому, что я сам изменился. И это честно, на сцене невозможно притворяться. Даже если исполняешь роль много лет, каждый раз находишь в ней что-то новое. Именно за это я люблю театр – за живое дыхание, за возможность развиваться внутри одной и той же музыки и текста. Меняешься сам, а вместе с тобой – и образ.

– Вы преподаете в музыкальной школе, передавая опыт молодым исполнителям. Чему вы стараетесь научить их прежде всего – технике, сценической культуре или ответственности?

– Обучаю не только технике, но и ответственности за роль, за выход на сцену. Стараюсь передать то, что умею сам: чувствовать материал, работать над собой, не бояться размышлять. Очень горжусь, что мои ученики уже выходят со мной на профессиональную сцену. В предстоящем «Аршин мал алане» главные роли исполняют именно мои воспитанники.

– Бывает ли, что сама музыка ведет вас к образу – еще до знакомства с текстом?

– В нашем деле музыка решает все. В опере она диктует настроение, характер, драматургию. Важно выстроить все на технике, но потом – забыть о ней и просто жить. Оперный жанр не терпит импровизации, все должно быть доведено до автоматизма. Но это красиво: ты служишь партитуре, а в ней уже заложена правда.

– Вы выступаете перед очень разной публикой. Что для вас значит живой отклик зала?

– Иногда один взгляд из зала придает импульс на весь спектакль. А бывает, зал молчит, и кажется – не откликается. А потом аплодируют стоя. Просто они слушали, дышали в унисон с тобой. И ты это ощущаешь. Есть спектакли, где получаешь отдачу сразу, а в других – все происходит в тишине. Артист должен быть готов к обоим случаям.

– В вашем оперном репертуаре более 30 партий. А есть ли такая, к которой вы внутренне возвращаетесь, даже когда она давно не звучит со сцены?

– Есть, и это «Кероглу». Я давно не исполнял его на сцене, но всегда пою для себя. Эта партия требует огромной отдачи, и я хочу снова вернуться к ней – уже с новым опытом и прочтением.

– Вы выступаете и за рубежом. Чем отличается иностранная публика?

– Да, я представляю нашу культуру, нашу музыку. Недавно пел на Венском балу в Дубае. Мы делили сцену с Пласидо Доминго – это огромная честь. За рубежом выступать легче, там ты уже сформировавшийся артист. А дома публика знает тебя, твой путь, твою эволюцию – и ждет от тебя большего. Это сложно, но и очень ценно.

– Вам удается оставаться в прекрасной творческой форме, несмотря на интенсивный ритм. В чем ваш внутренний источник?

– В любви к профессии. В дисциплине. И в умении быть счастливым. Я часто вспоминаю цитату: «Счастье – это когда утром хочется идти на работу, а вечером – возвращаться домой». Именно так я и стараюсь жить.

 ХАНУМ ГАДИРЛИ